3. Демон

Временами Врубель, видимо, ощущал себя в положении затравленного героя. Хотелось улететь.

И ум мой озарять он станет  

Лучом чудесного огня;

Покажет образ совершенства

И вдруг отнимет навсегда

И дав предчувствия блаженство

Не даст мне счастья никогда.

                  Лермонтов М.Ю. 

В продолжении четырех киевских лет (1886-1889)  Демон оставался для Врубеля его духовной жаждой и надеждой, и что бы он не делал, в то время Демон жил в нем и участвовал во всей его жизни. Именно в Киеве Врубель начал работать над своей заветной темой — образом Демона. Он так описывал своего Демона отцу: "Дух не столько злобный, сколько страдающий и скорбный, но при всем том Дух властный и величавый". Первая попытка решить эту тему относится к 1885 году, однако работа была уничтожена Врубелем.

Холсты с изображением Демона переезжали вместе с художником, часто этот образ возникал заново, а прежние картины записывались чем - нибудь другим. Он брался за картины, казалось, далекие от этой темы, но скорбный дух сообщал всему, что писал Врубель свою печаль. В октябре 85го Серов, приехав в Одессу, поселился в одном доме с Врубелем, он видел, как Врубель писал своего Демона.

И проклял Демон побежденный мечты безумные свои.

И вновь остался он , надменный

Один как прежде, во Вселенной

Без упованья и любви!

Гамлет и Офелия 1883г

Предтечей Демона для Врубеля был Гамлет, но пройдет несколько лет, прежде чем этот образ начнет подчиняться руке художника. И оживать на холсте.

Гамлет и Офелия 1888г

Лицо Гамлета менялось, густые волны волос уже не прикрыты беретом, острый орлиный нос, кстати, портретная черта художника.  В жесте руки ласка, но взгляд – пронзительный, отстраненный. В этой небольшой работе проявилось врубелевское влечение к полному тайны ночному мотиву. Лунный свет снова насытил хрупкой синевой, киевский вариант «Гамлета и Офелии».

Дыхание Демона было во всем, даже в образе Христа, написанного тогда же в 1888г для церкви в Мотовиловке.

Прахов вспоминает оперу Демон Рубинштейна. После спектакля взволнованный Врубель цитировал поэму Лермонтова, говорил что демон- значит душа и это вечная борьба мятежного духа и его страстей.

Множество раз Врубель, принимаясь за своего Демона, счищал написанное, начинал заново, отступал от работы, надеясь обмануть бдительность гордого духа. Демон не показывал своего лица. 

Тогда Врубель решил вылепить его из глины. Киевский художник Леонид Ковальский вспоминает, что в кабинете Мурашко находилась странная голова – Врубель лепил своего Демона, поразительно похожего на него самого.

- Демон, опять состоящий из углов, помню, долго простоял в кабинете. Врубель не появлялся, бюст высох и потрескался, тогда его и докончил ламповщик Василий.

А та фигурка, которую Врубель начал лепить, предполагая использовать как модель для картины. Он планировал к тому же выставить ее на конкурс проектов памятников Лермонтову, чем вызвал улыбку Васнецова: «Да я ведь знаю, вы очень практичны».  Та скульптура тоже развалилась. Причем Васнецов, зайдя как-то к Врубелю, увидел того поющим и пляшущим вокруг обломков на полу. Он весело сообщил, что счастливым случаем «избавлен теперь от необходимости ломать этого Демона своими руками».

Позднее, уже в Москве был вылеплен другой Демон, который находится сейчас в Русском музее.

                                                                                                                                          

Еще один образ видел критик Дедлов .

- Лицо без возраста, тусклые глаза с безумным выражением тупой, холодной, тяжелой тоски. На лице та же печаль каменного отчаяния.

Нельзя забывать, что до нас дошли только эпизоды демонической эпопеи Врубеля, возможно и не лучшие, их существовало множество. Многие были уничтожены самим автором. 

Вместе   с заказом на иллюстрации к произведениям Лермонтова, среди первых работ, показанных редактору, была голова Демона на фоне гор. Эта акварель, вероятно,  была выполнена задолго до заказа, еще в Киеве, хотя и датирована  по выпуску издания, куда вошла иллюстрацией.

 Похожая на гору шапка волос, словно поток застывшей лавы, таинственное пламя глаз, ледяная бледность лица и жар запекшихся чувственных губ.

Голова Демона  1891г

Поразительны глаза, излучающие внутренний свет и запекшиеся губы, словно пылающие угли, горевшие на этом неподвижном, застывшем лице.

Есть еще одна голова – профиль лица Ангела  или  Демона, нарисованный на оборотной стороне листа с эскизом к Воскресению. 

Голова Ангела 1887г

В иллюстрациях  к изданию Лермонтова появился влюбленный Демон, который доставил Врубелю много хлопот. Было сделано множество вариантов, Врубель рисовал, стирал, переделывал до дыр, но кажется так и не нашел решения, которое устроило бы его самого.

Демон в келье у Тамары

Крылья уже не нужны: такой вертикальный взлет совершает ангел с душою Тамары в руках. Ангел призрачен , Демон напротив, но как похожи лица Демона и Ангела!  Там и здесь художник видел себя.

Шли годы, и только в доме Мамонтовых в 1890году Демон появился перед художником. Он был далеко, где то на вершине горы он сидел грустный в лучах заката, смотрящий на цветущую поляну внизу, откуда к нему протягивались ветки, гнущиеся под цветами.

В конце мая Врубель пишет:

- Уже с месяц я пишу Демона, не то чтобы монументального Демона, которого я напишу со временем, а демоническое – крылатая, молодая, уныло задумчивая фигура, сидит обняв колена на фоне заката.

Закипела работа, образ то появлялся, то затуманивался. Не осталось поляны, напрасно цветущей перед глазами грустного юноши, ни усыпанных цветами протянутых ему ветвей. Их заменил лиловый мрак, за спиной Демона вспыхнула радуга, кристаллический узор каменных цветов. Тело атлета замерло в бездействии, почти закаменело.

Отблески заката осветили торс и руки юноши, едва коснувшись лица, на котором как жемчужина блеснула слеза.

Крыльев на картине нет, их нет и на эскизе, цветы за спиной заслоняют крылья, но разве демон не может летать без крыльев?

Демон 1890г

В грядущей дали Демон не увидел ничего отрадного, ничего, что могло бы дать надежду на счастье. Не к чему приложить свои силы. Отсюда его бесконечная тоска, в сплетенных руках, в глазах, но есть еще в этом юноше надежда.

Демон летящий 1899г

«Летящий» - длинный как фриз холст, к которому не сохранилось эскизов.  Теперь это полет без цели и любви, полет Демона, охваченного тоской, пониманием своего вечного одиночества, безысходности, напрасности надежд и борьбы.  Это уже повзрослевший титан, без юношеской лиричности и обаяния. Полет стремительной силы написан с высоты полета. (мы словно тоже летим,   находимся рядом с Демоном, созерцая его.)

Накаты тяжелейшей депрессии Врубель несомненно испытывал. Провоцировала приступы черной тоски не только ранимая душа художника, но и поводов затосковать имелось достаточно.

Отношения с Мамонтовым не всегда были просты. Никто не сделал для Врубеля больше Саввы Ивановича, который и сражался за него, и помогал ему, и прославлял его талант  как только мог, и просто был к нему сильно привязан. Но Врубель был слишком независим по натуре и привязанность и даже любовь испытывал как бремя.    Счастливый супружеский союз, имел оборотную сторону, по складу натуры художник и певица были слишком близки: ранимые, мнительные, склонные к меланхолии.  Забеле тоже нередко случалось нервически впадать во мрак, она боялась потерять голос.

 «Когда публика еще бешено рукоплескала Надежде Ивановне, сама она, приходя домой, просто места себе не находила от отчаяния: „Я знаю, — восклицала она, ломая руки, — эта Царевна-Лебедь и будет моей лебединой песнью!“».

Они» (почти все, с кем судьба сводила Врубеля) не понимали! Горечь настаивалась, превращаясь в яд,  поскольку и Михаил Врубель не старался понять бескрылых товарищей, не вникал в их проблемы, отказывался понимать их жизнь, их глупые пристрастия.  [4]

Врубель не  стал больше работать над Летящим, хотя готовил его к выставке - теснились другие образы. Приближалось лето 1900 года, когда каскадом шедевров он не успевает за своими замыслами.  Сирень, К ночи, Царевна - Лебедь, акварели, проекты декораций на время заслонили от него Демона.                                              
Но уже на следующий год Демон заслонит собой все.

Демон должен был победить всех непонятливых! Если летать ему невмоготу, пусть, опустившись на землю, распрямится, воздвигнется на ней во весь свой исполинский рост.

Весной 1901 года по дороге в Чернигов несколько дней Врубель провел в Киеве. «В настроении художника происходила какая-то перемена, — вспоминает Яремич, — несмотря на наружное спокойствие, в нем заметна была тревога».
Уже на хуторе Врубель начал чертить углем монументальную композицию: Демон, стоящий на вершине гор. От замысла остался рисунок, где фигура Демона озирает мир, возвышаясь от земли до неба, с горящей над головой одинокой путеводной звездой.     
В конце лета сестра Забелы заехала к Врубелям в Москву. Демон на полотне, еще в рисунке, производил очень сильное впечатление.       
Отделанная заново квартира блистала элегантностью, все было приготовлено и разложено для будущего ребенка.  Врубели готовились к этому событию очень весело, им казалось что ничто не изменится в их элегантной жизни, и летом они уже поедут за границу выставлять картину "Демон".

  1 сентября, на пятом году супружества у Врубелей родился сын. Мальчика назвали Саввой. Очаровательный младенец появился на свет с одним изъяном: так называемой заячьей губой. Ребенок, несмотря на губку, был так мил, с такими громадными синими глазами, что губка поражала лишь в первый миг и потом о ней забывали.

Но что же превратило Летящего, потом величаво стоящего, потом в лежащего с мечом, отдыхающего Демона в Демона Поверженного?

Ближе к осени образ зазвучал по другому.  Теперь он лежал на скале или в какой нибудь пропасти.  Иногда в руках он держал меч, в лице решимость, даже ярость.

Однажды видели Врубеля в ресторане. Об оригинальных его увеселениях Яремичу рассказывал Серов:

- Если было достаточно денег, Врубель любил пойти один в дорогой ресторан, занимал отдельный кабинет и угощал себя хорошим обедом; брал полбутылки шампанского, потом еще полбутылки. После такого обеда он появлялся в обществе напряженный, нервный, точно заряженный электричеством, руки по швам, и, казалось, достаточно было малейшего прикосновения к концам пальцев, как сейчас же посыплются искры. 

Образ могучего атлета, демона по духу, но земного, близкого людям, заслонило другим. Женственно хрупкий, со сказочно таинственным лицом, полудетским, с затаенной глубокой  обидой.

   Фигура, покрытая будто блестящей чешуей, покоится на оперении больших крыльев. Отблески заката горят на диадеме – головном уборе героя, теперь уже явно повергнутого, в руке зажат клок павлиньих перьев.   

Нетерпение жжет художника изнутри, образы сменяют друг друга. Врубель сутками не выходит из мастерской.  22 ноября Забелла пишет Яновскому:

- Демон повергнутый, но великолепный, лежит на плаще,  вокруг бегают ящерицы… Прошел месяц и все изменилось, я прихожу в отчаяние, он все переделал, и на мой взгляд все испортил…
Но работал он усиленно, все увеличивая число часов. В мастерской он повесил громадную электрическую лампу и работал при свете.

Эта работа перешла в стадию каких-то исступленных трудов:

«В темные ноябрьские утра, когда в доме еще все спали, он вскакивал с постели, наскоро одевался и, часто забывая даже запереть за собою дверь квартиры, бежал в мастерскую, нанятую им где-то поблизости; там он тотчас же принимался за свою картину; когда открывались магазины, он посылал за шампанским и затем работал до наступления сумерек, усиленно возбуждая себя вином и крепкими папиросами.

Раз в день он надевал пальто, открывал форточку и с четверть часа вдыхал холодный воздух, — это он называл своей прогулкой. Весь поглощенный работой, он стал нетерпимым ко всякой помехе, не хотел видеть гостей и едва разговаривал со своими. Демон уже много раз был почти закончен, но Врубель снова и снова его переписывал».

К декабрю картина была, казалось, закончена. Но вскоре, Врубель опять возобновил переделку, лихорадочно меняя облик Демона. В этой последней борьбе было что то ужасное и чудовищное. Лицо Демона становилось все страшнее и мучительнее, его  поза имела в себе что то пыточно - вывернутое, странное и болезненное, а колорит картины , наоборот, все более фееричным.  Горы, позади, зажглись странным торжественным заревом, голова Демона украсилась самоцветами. 

По Москве пошел слух, что Врубель в страшном напряжении пишет нечто невероятное. Другим более очевидны были приметы душевного недомогания.

«Как-то я к нему зашел на квартиру, — пишет навестивший Врубеля режиссер Частной оперы Василий Шкафер, — он отдернул занавеску дрожащими руками, и я впервые увидел поразительное полотно — низвергнутого с облаков Демона, написанного ослепительными красками. Этот вариант Демона готовился к очередной выставке „Мира искусства“ в Москве. Я взглянул на художника, который молча созерцал свое новое создание, но нервные, судорожные подергивания его лица говорили о его внутренних, глубоких переживаниях».

Горы! Ущелье, в котором лежал разбившийся Демон, не годилось. Не так, не там должна была свершаться вселенская трагедия.

— Помогите и поскорее достаньте где-нибудь фотографии гор, лучше Кавказских. Я не засну, пока не получу их, — молил Врубель в записке, которую вечером получил Владимир фон Мекк.

Бесконечно преданный Михаилу Александровичу Владимир Мекк кинулся на поиски.

 «Уже почти ночью, — рассказывает он, — я достал у знакомого фотографии Эльбруса и Казбека и послал. В эту ночь за фигурой Демона выросли жемчужные вершины, овеянные вечным холодом смерти».

Распакованную в Петербурге картину Врубель начал немедленно переписывать.

Мелькало лицо, залитое слезами. Слезы сменялись сухим блеском непокорных гневных глаз. Обе руки, закинутые за голову, крепко сцепленные на затылке, напрягли хрупкое изнуренное тело мстительным упорством. 

Картина висела в выставочном зале, и каждый посетитель мог видеть, что за ночь Демон снова переменился, словно заживший отдельной своей жизнью, он вступил в иступленную борьбу с художником, который из последних сил лихорадочно пытается подчинить его своей воле. 

Художника не устраивали ни красота ангела, ни безобразность разбившегося тела, он снова искал выражение не сломленного духа в хрупком теле, но найти  его - уже не было суждено.                         
 Наконец, этот отчаянный поединок оборвался, и дух художника изнемог. 

Демон поверженный 1902

  Картина была безобразна и безумно красива одновременно. Картину у изнервничавшегося художника  купил фон Мекк, когда выяснилось, что совет Третьяковки отказался ее приобрести.  Врубель вел себя безумно и безобразно, на устроенном фон Мекком чествовании Врубель неистово восхвалял свой шедевр и гениальность, затем принялся критиковать всех по очереди, а Нестерова так бранил, что тот расплакался. По другим рассказам, со словами « Он прав, а я полная бездарность» плакал в передней Серов.

Больше всего досталось несчастной жене, муж на глазах превращался в чудовище, скандалил, убегал из дома и пьянствовал.

-Все его недостатки удесятерились, писала Забела Римскому – Корсакову. Она боялась мужа, решила увезти ребенка, укрыться под родительским кровом в Рязани, но Врубель тоже сел в поезд, нес откровенный бред, в доме у тестя не выдержал двух дней, метался, поехал обратно. Забела дала в Москву телеграмму. На вокзале ее мужа встретил врач, санитары отвезли Врубеля в лечебницу.

В скором времени картина, написанная металлическими красками, начала темнеть, поза Демона уже не казалась такой вывернутой как вначале, голова стала красивее, а демоническая прелесть почти исчезла.  Картина была приобретена Третьяковской галереей в 1908 году. Краски, конечно, потемнели, погасли, особенно в оперении крыльев и среди этого погасшего сверкания, в сумерках ущелья, лишь на вершинах светятся отблески зари, да горят лучи на царственном венце, на голове Демона, поверженного серостью обыденной жизни, но верного своим чудным мечтам.

И странное дело, сумасшедшему Врубелю, все больше чем когда либо, поверили, что он гений и его произведениями стали восхищаться те, кто прежде не признавал его.  Врубель стал знаменит.

      

Есть что то глубоко печальное, что в тот же год вместе с Поверженным,  был написан портрет годовалого сына Врубеля,  Саввы. Где на детском лице грустно светятся взрослые все понимающие голубые  глаза, а на краях листа угадывается едва уловимый узор странных, Врубелевских цветов.