Ирина Савина

 Как порою перемешиваются людские пути, меняя судьбы, саму жизнь. А иногда только прикоснешься к человеку, отзовется тонкой струной, колокольчиком, и помнишь об этом многие годы. Человека уже давно и след простыл, а колокольчик все звенит, и помнишь о встрече всю жизнь.

Тогда, в 70тые,  мы были студентами  политеха,  и собрались по объявлению, на майские праздники в поход по речке Вьюн, в Ленинградской области. Конечной точкой маршрута был поселок Лосево,  а Ирина должна была к нам присоединиться в середине пути. Но так не случилось, в пороге я с Андреем в байдарке налетели бортом на камень и сломали лодку. Поход пришлось завершить.        Первое потрясение двух чайников, впервые севших в байдарку, открыло все радости и прелести бурной воды, которые вкушаю по сей день.

Толик Белавин готовится в поход

А как все начиналось! Весеннее солнце, берега реки еще скованны льдом, лодки несутся в темных струях воды. С лопастей весел, похожих на винт самолета,  крутыми дугами слетают брызги, им вторят бурунчики  у носа лодки, все это блестит, играет на солнце. Навстречу плывет другой экипаж, но сначала появляются только два весла над низким берегом излучины.  

На лодке странное название: ТЫ да Я.    (потом я встречал эту лодку как родную  в Лосево, мир водников тесен ).  Сама речка круто петляет, меняя направление, только успевай поворачивать, но вода  текла довольно спокойно, пока мы не добрались до порогов. Сколько их потом будет, самых разных, но первые ощущения самые сильные.  

Белавины Анатолий и Лена на Вьюне 1970г

Шум воды, буруны, камни, все ускоряется. Страха нет, на него не остается времени, в быстром калейдоскопе кипящая вода, камни, ветки деревьев, топляки, глыбы льда и снова камни. Вместо страха приходит опьянение борьбой, сплошная эйфория радости - до того рокового камня, который неумолимо поставит точку на пути. И тогда начнется отсчет в обратном направлении, когда уже позже, ты будешь прокручивать в сознании все, что произошло.  

Ты еще барахтаешься, хлебая воду, борясь за жизнь, или уже выбрался на камень и видишь всю обреченность момента. Лодку перевернуло днищем к камню, сломало напором воды, с шумом  бьющей в карманы носа и кормы.  Размазало словно масло на бутерброде. По реке плывут наши пожитки и плавсредства, в виде надувных резиновых подушек. Это то, что не утонуло сразу. И, кажется, нет такой силы, что сможет оторвать лодку от камня.  Но отрывать надо.  Раз за разом, втроем мы по грудь входим в ледяную воду и толкаем, тянем, рвем прорезиновую  шкуру  убитой лодки, намертво облепившую камень. Но она не поддается, как если бы это была не лодка, а угол дома. От холодной воды быстро немеют ноги, вылезаем на отмель за камнем, выливаем воду из сапог, и снова тянем и толкаем убиенную тушу морского животного.  

                   После камня. Говорят, нужно плыть дальше

      Наконец, о чудо,  лодка дрогнула, затем,  с легким шелестом сползла с камня.    Но что с ней стало! Весь дюралевый каркас переломан, вокруг нас только лес, нужно добираться до людей. Утонула палатка, чехол от лодки, но уцелели топор и пила, жизнь налаживается!  Ночуем под яркими звездами, а утро начинается с дождя. Этот дождь будет идти весь день,   и сопровождать нас до самого возвращения домой. Но мы сделали это: починили лодку,  на разных палочках и чурочках связали каркас, отплыли и добрались до села. Уже много часов спустя, в теплой электричке на Ленинград, перестав стучать зубами, я задремал. В этот момент с удивительной ясностью, в деталях, как в кино, я увидел себя в нашей лодке, надвигающийся камень.  Переворот и все что произошло потом, сознание повторяло с дотошностью хорошего оператора.   

Все, казалось, осталось позади, но еще нужно было войти в дверь общежития.  Поскольку чехол от лодки утонул, ее детали мы разобрали по рюкзакам. И вот с этим рюкзаком, поперек которого лежали кильсон,  шпангоуты и фальшборта, в дверь я пройти не мог. Ни прямо, ни развернувшись боком – дверь не пропускала. Пришлось рюкзак снять, заволочь его в фойе. 

       Праздник был в разгаре, гремела музыка, нарядные пары танцевали, а я теперь пытался поднять свой рюкзак на плечи. С рюкзака, и с меня текла вода, поднять рюкзак не получалось.  Комендантша  с высоты вахтенной будки, смотрела с тревогой, потом говорит:

-  Оставьте здесь рюкзак, никто его не тронет!

И действительно, пошел я по коридору, в котором сразу становилось свободно от людей, наверное, я производил впечатление.     

Так вот, с Ириной я познакомился уже позже, осенью, на порогах в Лосево, куда мы приехали покататься на той самой старой байде «Ладоге». Лодку вернули к жизни умелые руки,  и она еще сходила не в один поход.  По этой лодке Ирина меня и нашла.                                      Что в этой девушке было такого, чтобы привлечь внимание, не знаю, но что-то было. Может глаза, в которых плясали смешливые бесенята, огоньки задора?  Мы как-то быстро собрались и понесли лодку к воде.  И тут она говорит о своей заветной мечте – пройти весь Лосевский  порог снизу вверх.     Я пожал плечами,  глядя на бушующую воду и валы под Жандармом, это казалось невероятным. Разве мог я себе представить, что после тренировки, когда было лень тащить лодку в лагерь на плече, мы добирались именно этим путем?   И что при этом, я каждый раз буду вспоминать слова Ирины?

Будни в Лосево. Ниже Жандарма

В тот раз мы сделали с ней два траверза ниже Жандарма, а на третьем перевернулись. Нас подобрали уже в озере. Турист в байдарке, вместе с Ириной гребли к берегу, таща на буксире меня и лодку, полную воды. Путь оказался не столько длинным, сколько долгим, а вода холодной. Берег казался недосягаемым.                                                                            Вот, собственно и все. Ирина уехала на электричке, и я ее больше никогда не видел, но это не конец истории.  

Самойлов

В той трехместной комнате общаги, куда я скоро переехал, до меня жил один парень, старшекурсник. О нем рассказывали, что пишет стихи,  что любит девушку, и что зовут ее Ирина Савина.    

   На любовь Самойлова Ирина не ответила, может и ответила, да что-то пробежало между ними. Самойлов затосковал, на последнем курсе бросил  институт, отправился искать себя в армии,  по- прежнему,  писал стихи.  

 Время лечит все.  Самойлов мирится с любимой, возвращается в институт,  (в этой комнате мы и познакомились) защищает диплом.  Ирине дарит свой альбом со стихами и посвящением.  Они женятся и уезжают в составе группы рабочего проектирования на строительство Саяно-Шушенской ГЭС.

Потом и я заканчиваю институт.   Оказываюсь  в Красноярском ВНИИГе, откуда часто приходится ездить в командировки на Саяны.  Мир тесен,  на стройке  встречаю Самойлова, почерневшего от горя.  Его Ирина недавно умерла, оставив мужу двух малышей.

Теперь я спрашиваю, кто ведет нас по нашим тропам, сводит и разводит, и что из этого выходит?  Что – нибудь зависит от нас?  А может ничего не зависит, и мы только думаем, что управляем своей жизнью?